Резко и откровенно о слепой родительской любви

Она разъедает человеческого детеныша изнутри ежедневно. Даже тюрьма, суд и армия едва ли деформируют личность больше, чем ежедневное требование ходить в шапке.

— Съешь морковку. Руки помыл? Не ешь в сухомятку.
— Через час будем обедать. Через полчаса будем обедать. Через 15 минут будем обедать.
— А Игорь не у вас? А во сколько он выехал? А, проводили до остановки! Тогда я спокойна.
— Не летайте самолетами. Это опасно. Не пей колу. Это вредно. Не выходи за него. Не знаешь ты себе цену!
Твоя маман носится по городу, ищет тебя. Главное, со всем соглашаться. Хотите качественный невроз? Легко!
— Ты дошла? Почему не позвонила? ( метал в голосе )

Резко и откровенно о слепой родительской любви

Людям не видавшим — понять не дано. Когда им говоришь, что отец сорокалетней дочери каждое утро звонит ей, чтобы дать советы на день, а вечером выспрашивает, все ли было в соответствии, наставительно говорят, что вот, когда у тебя будут свои дети, тогда ты поймешь. Они просто счастливые дураки. Их в 16 лет уже отправили во взрослую жизнь: учиться в другом городе, работать или не до них просто было, родители занимались своей жизнью, заявив чаду: » Дальше сам!»

Они наивно предлагают, в крайнем случае, разменять квартиру. Им невдомек, что человек, видавший лихо родительской любви, не умеет разменивать квартиру. Дай Бог, чтоб он умел хотя бы за нее платить. Он вообще ничего не умеет. Принимать решения. Отвечать за последствия. Уступать. Держать границы. Давать в морду. Обслуживать себя. От ужаса перед миром он ненавидит людей гораздо сильнее, чем они того заслуживают.

Внешняя любовь для него наркотик, который он всегда получал бесплатно и здорово подсел. Зависимость прогрессирует, истерической маминой любви уже недостает, нужны подтверждения извне. А любить он тоже не умеет, потому что для любви всегда нужна дистанция, а он, зацелованный с детства, отдавать не привык, а ещё он знает, как обременительна любовь для ее объекта, и инстинктивно старается не напрягать симпатичных ему людей.

Взрослый любимый ребенок это наследный принц, которого отпустили жить после того, как расправились с папой. Лучше б добили сразу. Сочетание тирана и младенца в одной душе надежно отрезает человека от себе подобных. Дальше маминой помощи уже не надо: одиночество точит и портит принца самостоятельно; он способен воспроизводить свою трагедию сам. Впрочем, если мама еще не умерла, она всегда найдет время позвонить и спросить, что он сегодня кушал и куда запропастился вчера.

В нашей стране выросло целое поколение вечных детей, которым никогда не стать взрослыми, потому что им до старости будут внушать, что они похудели, и не пускать на улицу, потому что там утром — пробки, а вечером — опасно. «Да, есть правильные дети, их можно отпускать одних, не то что моего», спокойно скажет на это любая профессиональная мать и солжет. Это не правильные дети, это правильные родители.

Резко и откровенно о слепой родительской любви

Это тихое механическое помешательство. Чтобы ребенок рос здоровым, его загоняют в постель через минуту после Нового года и три часа удовлетворенно слушают рыдания в подушку. Чтобы дочь поскорее взялась за ум и стала счастлива, ей говорят, какая она, зря прожившая жизнь, дура, в день рождения, с шампанским в руках, в виде тоста.

Приставучие как репей, назойливые, как турки-торгаши, глухие как высокое начальство, родители упорно и злобно не желают видеть, что болеют те, кого кутали, одиноки те, кого женили, бьют тех, кого провожали, и не хотят жить те, кому бросили под ноги весь мир.

Они методично отстаивают свое право любить, пока самым смелым в предположениях детям не приходит в голову, что защищают они себя. Это отец хочет гордиться дочерью, а она — продавщица и живет с женатиком. Ей так хорошо! Это матери хочется, чтобы сын справлял день рождения дома с ней, а что ему хочется это неважно. Мама — одна, а жен может быть много! Это я волнуюсь, когда тебя нет дома, поэтому умри, а будь в десять. А то, что мои требования отравляют тебе жизнь, так это кто сказал? Психолог? То, что ты делал это сто раз — не имеет значения, но не у меня на глазах. Я волнуюсь. Мороз. Не ходи без шапки, мать пожалей!